По мотивам фильма "Утомлённые солнцем-2".
Автора не знаю, гуляет в таком виде по инету:

- Так вы и есть тот самый Райан? - спросил фёст-лейтенант Коцебу у явившегося к нему капрала из разведвзвода.

- Вероятно, да, сэр. Если вы говорите о том случае во Франции...

- Да, о нём. Говорят, вы вместе с рейнджерами тогда чуть ли не исход войны решили? Гмм... Но вы ведь служили рядовым в воздушном десанте? И должны были вернуться в Штаты, к маме?

- Я отказался, сэр. После того, как все эти ребята погибли, чтобы спасти меня... Неправильно было бы возвращаться домой. Это как дезертирство. Я попросился на передовую, вот и перевели в пехотную дивизию. А там уже дослужился до капрала.

- Очень хорошо, капрал. Такому бойцу я могу доверить важное задание. Собирался выполнить его лично, но вывихнул чертову ногу. Возьмите трех человек, переправьтесь на восточный берег Эльбы и всё там разведайте. Вероятно, вы встретите русских - войска их 1-го Штрафного Фронта тоже вышли к реке со своей стороны.

- Как они выглядят, сэр?

- Узнаете. Вариантов мало, кто не наш и не немец, тот явно русский. Задача ясна? Ступайте!

- Слушаюсь, сэр!

........................

Райан подошел к заданию серьезно. Песенка джерри была спета, но отдельные фанатики могли сопротивляться до конца. Впрочем, пока никаких сложностей не возникало - четверо американцев переправились через Эльбу на надувной лодке и теперь медленно продвигались вперед, осматривая местность. Неожиданно рядовой О'Хара подал знак "вижу противника". Кавалеристы! И лошади, и всадники были в непонятных, страшного вида масках. Неужели это и есть русские? Джеггинс, таскавший вместо полуавтоматического карабина здоровенную винтовку "Спрингфилд" с оптическим прицелом, направил свое оружие на странных гостей.

- Спокойно, - сказал Райан, - Давай сперва разберемся. Перестрелять их мы всегда успеем. Поднять флаг!

О'Хара развернул американский флаг и стал размахивать им над головой, сам благоразумно прячась за холмиком. Кавалеристы в ответ принялись махать руками и что-то кричать на своем варварском наречии. Один из них ускакал прочь. Через несколько минут он вернулся, сопровождаемый танком, над башней которого торчала корабельная мачта с красным парусом. Танк то двигался рывками, то замирал, повинуясь порывам ветра. Когда полотнище надувалось пузырем, становился хорошо виден портрет рябого усатого старика в военной форме.

- Это Гитлер?

- Нет, это русский премьер Сталин, я его лицо в газете видел...

- Встретились, значит.

..............................................

Переговоры оказались несложными - среди русских офицеров нашлось несколько недорасстрелянных в революцию дворян, прекрасно изъяснявшихся на бостонском великосветском диалекте девятнадцатого века. Американцев пригласили в расположение штрафной дивизии.

- У вас немецкий танк! - констатировал Райан.

- Да, трофейный. Захватили в штиль. Своих-то нету, ни танков, ни самолетов. Была одна пушка, да потеряли под Москвой.

- Чем же вы воюете?

- В основном черенками...

Смысл этой фразы Райан понял лишь когда добрался до главных сил русской дивизии. Все пятнадцать тысяч солдат были вооружены длинными деревянными палками. Только у командира дивизии имелся немецкий пистолет-пулемет, да бойцы NKVD troops на вышках целились в штрафников из "Максимов". Русский генерал Kotoff произвел на американцев большое впечатление своими пышными усами и железной перчаткой с выдвижными лезвиями.

- Это принадлежность мундира? - поинтересовался Райан, - Или элемент национального костюма?

- Это у меня с колымского лагеря, - ответил генерал, - выточил из алюминиевой миски. Кстати, по вашу сторону Эльбы одни только союзные войска остались? Нет, случайно, каких-нибудь немецких цитаделей неприступных?

- Кажется, нет.

- Эх, жаль! А у меня ещё пятнадцать тысяч живых солдат. Что Сталину скажу?

- Сэр, объясните мне одну вещь. У нашей армии есть танки, самолеты, пушки, не говоря уже про винтовки. И мы лишь с большим трудом дошли от Франции до Эльбы. У вас в русской армии одни только уголовники с черенками. Как вы смогли дойти до Эльбы от самой Москвы? У вас есть какое-то секретное оружие?

- Да. Богъ. Мы ведь все православные...

- Православные? Я думал, все русские - коммунисты.

- Коммунист у нас один Сталин, а все остальные притворяются, чтобы не обижать старика. А на самом деле мы православные. Ну, ещё мусульмане иногда. Тем и побеждаем. Помолимся - "Юнкерс" сбит, ещё помолимся - цитадель пала. Куда немцам против нас. Впрочем, что мы все о войне... Вы, поди, устали с дороги? Надя! Доченька! Иди, покажи союзникам сиськи!

Райан с отвисшей челюстью наблюдал, как пышнотелая санитарка снимает гимнастерку, обнажая бюст.

- Я думал, в советской России нет стриптиза...

- Это не стриптиз. Это наша православная медицина. Вы, поди, так не умеете? А у нас давно известно: если человек обгорел в танке, или там ногу оторвало, ему в первую очередь нужно показать сиськи.

- Да, мы так не умеем. У нас санитары - мужчины.

Глаза комдива маслянисто блеснули, но через секунду опять налились духовностью. Он велел принести водки. Союзники выпили, стали вспоминать разные военные истории.

- Немец ведь тоже человек, - объяснял Котов, - если его не трогать, он тебя тоже не тронет. Были в начале войны всякие случаи: немец жопу с самолета показывает, а в него из ракетницы стреляют. Или он шоколадку дает, а его штыком по танку... Так нельзя! Естественно, немцам обидно становится, вот они и зверствуют. Эх, натерпелись мы от них. Чем нас только не момбили - говном, бочками пробитыми, ложками дырявыми...

- Странно. А нас бомбили бомбами...

- Это вам повезло, жалели вас немцы, не всерьез воевали. Бомбы же неэффективны. Вот когда тебя сперва бочками да ложками отбомбят, потом танки с парусами пустят, за ними лошади в противогазах и пехота в "Хуго Боссе" - тут даже самый отважный православный человек из окопа убежит поседевшим...



Вернувшись в расположение американской дивизии, Райан стал писать отчет:
"...русские войска в целом являются невооруженной и неорганизованной толпой уголовного сброда, управляемого психопатами. Теперь уже не подлежит сомнению, что всю тяжесть войны вынесли на себе американские и британские войска, поскольку русские "союзники" явно не способны к каким-либо осмысленным действиям. В моральном и интеллектуальном отношении они стоят на самой низкой ступени развития. Предлагаю в дальнейшем "Оскаров" им не давать..."

***

Посмотрела Михалкова. "Мама, мы в аду. Мы в аду, мама".
В процессе просмотра в голове крутились какие-то не то раешники, не то подражания Бродскому:

...Входит Котов. Он томится. Он от голода лоснится. Он на западной границе, в представительстве ГУЛАГА. Кровожадные гэбисты, падкие на извращенья, в политическом хищенье обвинили бедолагу. Им в Сибири не сидится, им к Европе чтоб поближе, чтобы видно было с вышек чуть не Эйфелеву башню. Котов гадов не боится, смело драпает по крышам. Гордый Юнкерс взмыл повыше и спикировал отважно, сокращая населенье. Взрывы. Вопли. Затемненье.

Входит Дюжев. Он контужен. По сюжету он не нужен.

Входят воины штрафбата. Им оружия не надо, им саперную лопату выдают одну на роту. Командиры-идиоты поредевшие останки шлют на парусные танки непременно в штыковую, чтобы удаль боевую показать проклятым фрицам (тем, культурным, очень стыдно). Дальше ни хрена не видно, видимо, пришлось делиться многотысячным бюджетом - без ущерба для сюжета, всех и так давно убило. Взрывы. Вопли. Очень мило.

Входит катер вместе с Надей (сколько Надя папе платит?), что, отметим, очень кстати: Наде хорошо за двадцать, значит, будет раздеваться. Зритель замер в предвкушенье, ожидая искушенья сиськами врага народа. Вот немецкие пилоты переходят на сниженье, открывают бомболюки (входит жопа, крупным планом), и парят над капитаном, провоцируют, подлюги, хоть оно и неудобно. Капитан, взревев утробно, сделал ложное движенье. Взрывы. Вопли. Продолженье.

Входит мина. Всем ховаться. Мине хочется взорваться, но плывет, куда деваться: режиссер уж больно строгий. Входит Гармаш. Он безногий. Гармашу неловко тоже. Он с духовностью на роже крестит мину вместе с Надей, и, решив, что с Нади хватит, тонет с явным облегченьем. Окрыленная крещеньем, мина волевым решеньем топит баржу с партактивом. Взрывы. Вопли. Как красиво.

Входит Сталин вместе с тортом (шоколадным, вот же гнида). У него рябая морда, Ворошилов и Буденный. У МихАлкова Никиты зубы сводит от обиды, он кипит, прямой и гордый, каннским солнцем утомленный. Он борец в седьмом колене супротив советской власти и ее дурацких премий Ленинского комсомола. Он встает, мятежный гений, и виновнику несчастий, вереща от наслажденья, телом крепок, духом молод, - о, как сладок миг расплаты! - мажет морду шоколадом. Это сказка, очевидно. Взрывы. Вопли. Как обидно.

Входят разные актеры и друг друга убивают. Входят глупые саперы и кого-нибудь взрывают. Входят головы и ноги и другие части тела, их дизайнеры умело разбросали вдоль дороги, чтоб никто не думал в зале жрать попкорн, на это глядя. Все идут, куда послали. Дальше всех послали Надю. Входит Митя в роли гада, нестерпимо инфернален. Всех, кто скрыл в анкете брата, расстреляет лично Сталин, а кого не расстреляет – доведет до энуреза. Входит Котов, щеголяя металлическим протезом. В подтверждение названья, солнце всходит и заходит. Входят табором цыгане и немедленно выходят. Бравый вермахт входит с помпой, полный нравственных метаний. Входит ядерная бомба на немецком ероплане. Входят сиськи! На экране суета и мельтешенье. Взрывы. Вопли. Продолженье.