Будущего нет?Ситуация в современном мире выглядит весьма драматичной. В настоящее время, прямо на наших глазах разворачивается грандиозная битва за будущее, от исхода которой зависит не только временная, геополитическая расстановка сил в грядущей реальности, но и контуры новой, постепенно складывающейся в последние годы "информационной" цивилизации.
Пять громадных проектов конкурируют сейчас между собой за право определять будущее мироустройство.
Самым мощным из них, по крайней мере в данный момент, несомненно, является "атлантический", или "американский проект", выдвинутый после окончания "холодной войны" США и поддерживаемый всем экономическим и военным могуществом единственной ныне сверхдержавы. Проект этот предполагает консервацию "продолженного настоящего", то есть сохранение всеми силами нынешнего положения дел, выгодного, прежде всего, лидирующим странам Запада. На практике это означает диктат "золотого миллиарда" по отношению ко всему остальному миру и постоянное балансирование на грани локальных военных конфликтов.
Кстати, моноцентризм, последовательно отстаиваемый сейчас США, готовит этой стране незавидную участь. "Продолженное настоящее", как правило, оборачивается "мертвым будущим", и цивилизационное отставание в этом случае неминуемо. "Атлантический проект" обречен. Еще никому не удавалось остановить ход истории.
К "атлантическому проекту" очень близок "европейский проект" — концентрация сил и средств Объединенной Европы для построения постиндустриального общества. Здесь также наличествует попытка существовать в "продолженном настоящем", правда, менее энергичная, поскольку интересы Европы и США все сильнее расходятся.
Чрезвычайно заманчив и, видимо, перспективен "японский проект", обозначенный как "создание предпосылок для появления компьютеров пятого поколения". Не имея сырьевой базы для экстенсивного наращивания индустрии, Япония вынуждена в своей стратегии апеллировать непосредственно к будущему. Выгоды этого пути сейчас не столь очевидны, как у Европы и США, но зато здесь просматриваются возможности "опережающего развития".
"Китайский проект" в данном перечне является, пожалуй, самым загадочным. С одной стороны, модернизация индустрии, осуществляемая этой страной вот уже более полутора десятилетий, не представляет сама по себе рискованный для мирового сообщества цивилизационный прорыв: в результате нее Китай лишь приблизится к нынешнему технологическому обеспечению западных стран, но, с другой стороны, не слишком понятно, каков будет вектор развития громадной по численности державы после создания ею мощной индустриальной базы. Вроде бы, историческая интровертность Китая, который даже в пору наивысшего своего расцвета не предпринял попыток колонизировать Южную Сибирь, например, или Америку, населенную разрозненными индейскими племенами, предполагает и дальнейшую географическую незыблемость этой древней цивилизации. Однако целенаправленная торговая экспансия Китая по всему миру уже началась, и нет гарантий того, что колосс не будет разбужен "пространственным" европейским сознанием.
В самом же противоречивом и структурно неоформленном состоянии пребывает пока огромный "исламский проект", устремленный на данном этапе всего лишь к объединению конкретной религиозной культуры. Внятной экономической стратегии этот проект не содержит и потому, не будучи "моделью развития", не обладает исторической перспективой. Однако наличие пассионарности, связанное с относительной смысловой молодостью ислама, предполагает возможность самых экстравагантных решений.
Место России в этой картине мира не определено. Вполне очевидно, что она не может присоединиться ни к одному из "восточных" проектов, ни к "южному" цивилизационному направлению. Слишком велика в данном случае разница этнических представлений о мире и слишком отличаются в связи с этим нормы социальной и экономической жизни. Русско-китайский, русско-японский или русско-исламский цивилизационный гибрид явно нежизнеспособен. Евразийская идея, может быть, и хороша для коммерческих литературных поделок, но реальных предпосылок осуществления она не имеет.
Фактически, хотя об этом прямо не говорится, Россия постепенно присоединяется к объединенному евро-американскому ("атлантическому") проекту. Она пытается проводить такую же ускоренную модернизацию индустрии, как и Китай, но, в отличие от Китая, ориентируясь исключительно на западное социально-экономическое пространство.
Эта стратегия "догоняющего развития" чрезвычайно опасна. Обеспечивая своими сырьевыми ресурсами переход развитых западных стран к реальному будущему, сама Россия при этом остается в "индустриальном прошлом", утрачивая экономическую, а значит, и политическую самостоятельность и превращаясь в объект хозяйствования лидирующих "информационных" держав.
Данная далеко не оптимистическая перспектива усугубляется еще одним обстоятельством. В России на исходе нынешнего десятилетия начнут вступать в жизнь так называемые "малочисленные поколения", то есть дети, появившиеся в период критического спада рождаемости начала 90-х годов, и возникшая ситуация, которую с полным правом можно назвать демографической катастрофой, будет определять специфику российской действительности еще долгое время. Россия может оказаться не в состоянии обеспечить даже минимальные свои жизненные потребности: образование, медицину, социальное страхование, издержки власти, армию, надлежащую охрану границ. Дефицит работоспособного населения будет нарастать с каждым годом, и в итоге контроль над обширными российскими территориями может быть необратимо утрачен.
Причем в подобной катастрофической ситуации находится только Россия. В странах Востока и Юга уровень рождаемости остается пока традиционно высоким — он, по крайней мере, способен поддерживать элементарное государственное самообеспечение — а страны евро-американского цивилизационного ареала, где демографический минимум, как и в России, стал жесткой реальностью, решают свои государственные и экономические потребности за счет уже развернутых там технологий XXI века.
Только Россия не обладает сейчас ни людскими резервами, достаточными для экстенсивно развивающейся экономики, ни современными высокими технологиями, необходимыми для развития экономики интенсивной. И потому лишь в России закономерный демографический спад с удручающей неизбежностью превращается в социально-экономическую катастрофу.
Даже в рамках не слишком привлекательного "атлантического проекта" у России нет будущего, куда она могла бы войти естественным эволюционным путем, и уже сейчас становится очевидным, что за счет лишь внутренних ресурсов страны эту проблему решить нельзя.
Только собственный проект!
Между тем, именно Россия обладает в настоящее время всеми возможностями, чтобы выдвинуть на авансцену истории собственный цивилизационный проект, по масштабам и содержательности сравнимый с проектами Запада и Востока.
Речь идет о колоссальных русских диаспорах, рассеянных сейчас по всему миру.
В отличие от экономически развитых западных стран, сформировавших вследствие высокого уровня жизни, главным образом, "гедонистические элиты" и потому почти не знавших такого явления, как массовая эмиграция, Россия за последние десятилетия образовала несколько мощных эмиграционных волн — сначала в период застоя, когда из страны выдавливались представители оппозиционного мировоззрения, а затем — во времена перестройки, распада СССР и "либерального" реформирования экономики. Причем интенсивность этого этнокультурного явления была так велика, что, наверное, можно говорить не столько о собственно эмиграции, сколько о необычной форме экспансии. В результате образовались громадные мировые диаспоры бывших советских, необязательно русских людей, думающих, тем не менее, в параметрах именно русского, точнее, российского менталитета и, по мере возможностей, идентифицирующих себя с русской культурой.
Численность этих диаспор сопоставима сейчас с численностью населения современной России, а их творческий и экономический потенциал сравним с потенциалом любой из развитых европейских держав.
Дело в том, что эмиграция, какими бы конкретными причинами она обусловлена ни была, представляла собой в значительной мере элитную часть российского общества. В эмиграцию уходили прежде всего специалисты интеллектуальной сферы, то есть сферы, образующей гуманитарные технологии будущего.
Более того, внедрение российской элиты происходило, как правило, в индустриально развитых странах Запада, и смыкание ее с технологическими инновациями этих стран породило целый класс русскоязычных профессионалов в ключевых областях евро-американской культуры. Влияние русских диаспор на интеллектуальные мировые процессы становится уже достаточно очевидным.
И, наконец, как всякая только что образовавшаяся, растущая "молодая" культура, совокупность русских диаспор имеет, по крайней мере сейчас, высокую пассионарность, что в сочетании со специфически русской же способностью выживания в любых социальных условиях делает ее одной из самых динамичных и перспективных субкультурных элит.
Объединение, мировоззренческое и структурное, диаспор и метрополии позволит создать Русский мир, обладающий огромными возможностями развития. Со стороны русских диаспор в такое объединение могут быть вложены как капиталы, так и самые передовые технологические инновации, а со стороны современной России — фундаментальная система образования, подготовки и переподготовки кадров.
Выиграют от такого объединения обе стороны.
Диаспоры обретут культуру, которая придаст их пассионарности исторический смысл, а Россия, если, конечно, сумеет привлечь на свою сторону независимое сознание зарубежья, получит ту жизненную энергию, которой ей в последнее время катастрофически недостает.
Кроме того, наличие в "глубоком тылу" западных стран крупных русских объединений, структурно связанных с метрополией, позволит не только наладить взаимную трансляцию обеих суперкультур, необходимую в информационной эпохе, но и существенно снизить давление Северо-Атлантического альянса (НАТО) на геополитическое пространство России.
Россия получит возможность вести реальную мировую политику.
Не меньшим социальным потенциалом обладают и русские диаспоры стран Балтии и СНГ. Тридцать пять миллионов русскоговорящих граждан в бывших советских республиках — цифра, не нуждающаяся в комментариях. Разумеется, в отличие от "западных" русских диаспор, статус которых в стране проживания обычно довольно высок, русские диаспоры, рассеянные в обширном постсоветском пространстве, не имеют значительных финансовых средств или политического влияния. Они, в основном, состоят из представителей рабочих профессий, средней технической и гуманитарной интеллигенции. Зато, пребывая, как правило, в положении граждан "второго сорта", пусть даже формально им гарантированы все требуемые международным законодательством юридические права, они в большинстве не ощущают страну проживания своей настоящей родиной, и потому представляют собой мобильные в миграционном отношении слои населения.
Освоение громадных, запустевающих сейчас территорий России, то есть "внутренняя колонизация", которая могла бы ослабить спад экономики в условиях демографической катастрофы, — задача, могущая быть решенной именно за счет многочисленных "восточных" и "южных" диаспор, согласных на заведомые переселенческие неудобства для обретения в конечном итоге исторической родины.
Здесь вкладом диаспор в создание Русского мира послужат неисчерпаемые людские ресурсы, а вкладом России — гарантия всех этнокультурных, гражданских и политических интересов соотечественников за рубежом.
В условиях обостряющейся сейчас битвы за будущее Русский мир становится неизбежным.
Идейно подобное объединение может возникнуть на основе общего мировоззренческого позитива, причем смысловое развертывание его должно учитывать риск обратной трансляции западного менталитета в Россию — это повлечет за собой выработку активной культурной стратегии — а структурно оно будет, вероятно, происходить, как в классических "медленных" организационных формах, требующих значительного времени, средств и сил, так и в современных, "быстрых", компьютерных, не административных образованиях.
И такие образования, сшивающие диаспоры и метрополию, уже начинают возникать.
Русский мир — новый тип государственности
Однако величественная идея Русского Мира, выдвинутая некоторая время назад социотехнологами Ефимом Островским и Петром Щедровицким, имеет помимо геополитического значения еще и чрезвычайно важный цивилизационный аспект.
Речь идет о возникновении принципиально нового типа государственности.
Кризис современного государства, существующего, в основном, внутри исторических национальных границ, сейчас уже вполне очевиден и обусловлен прежде всего кризисом классического товарного производства, которое, с одной стороны, из-за ограниченности мировых природных ресурсов не позволяет всем странам мира достичь такого же уровня жизни, как в высокоразвитых индустриальных державах, а с другой стороны, проигрывает в конкурентной борьбе за прибыль новым гуманитарным технологиям, связанным с производством и использованием информации.
Либерализация мира, сделавшая возможной свободное перемещение через государственные границы интеллектуальных элит, и глобализация, в свою очередь сделавшая возможным свободное перемещение технологий и капиталов, приводят к концентрации этих главных ресурсов информационной эпохи в зонах наибольшего экономического благоприятствования.
Более того, искусственное удержание специалистов и средств с помощью законодательных ограничений или принудительного включения их в конкретное товарное производство почти неизбежно приводит к "бунту" капиталов и интеллектуальных элит и тотальному бегству их из страны.
Классическое "национальное" государство себя исчерпало. Ландшафт XXI века будут, скорее всего, определять иные государственные образования, основанные, прежде всего, на "открытых" границах и не различающие "национальное" внутри единой культуры.
Этот процесс соответствует вектору исторического развития: от транснациональных империй (британской, российской, австрийской, португальской, испанской), связность которых определялась, как правило, военным могуществом метрополии, — к чисто национальным, "фиксированным", государствам, совпадающим, в основном, с границами родового сознания, и от них — к громадным этнокультурным сообществам, образующим геоэкономические вселенные, связанные общим языком и общей культурой.
Соперничество мировых религий, сменившееся в XX веке соперничеством всемирных идеологий, теперь сменяется соперничеством мировых сверхкультур.
В этом смысле возникновение Русского мира также представляется исторически неизбежным.
Ментальную связность такого государственного образования обеспечат компьютерные технологии информационной эпохи. "Мгновенный контакт" в глобальной сети Интернет дает возможность координировать действия в практически необозримом пространстве. Проблемы "опаздывающего управления", являвшегося одним из пределов развития, больше не существует. А гражданство на основе культуры и языка создаст фрактальные, то есть не имеющие строгой очерченности, государственные границы.
Границы Русского мира пройдут там, где будут жить его граждане. Культуры, тем более мировые, вообще не имеют четко определенных границ. Процессы глобализации стирают разницу между внешним и внутренним социально-экономическим состоянием, и представление о государстве как о совокупности конкретно-ограниченных территорий постепенно, уже в нашу эпоху, сменяется представлением о нем же самом как о совокупности граждан этого государства.
Реальностью сейчас становится сосуществование мировых суперэтносов, и Россия в силу специфики, вызванной особенностями исторического развития, имеет все шансы оказаться в авангарде истории.
Вызывают, разумеется, опасения некоторые "имперские" характеристики Русского мира. В частности, не будет ли экспансия внезапно пробудившейся сверхкультуры подкреплена военной и территориальной экспансией метрополии и не приведет ли интернетовский "мгновенный контакт", распространяющийся практически без усилий, к "диктатуре сознания", которая далее будет закреплена уже государственно-политической диктатурой?
Основания для подобных опасений имеются.
Однако империи — если, конечно, такой термин к Русскому миру вообще применим — так же, как и другие уже известные формы организации государства, вовсе не являются абсолютно незыблемыми в потоке времени, напротив, они претерпевают постоянные исторические превращения. Варварские империи античности и Средневековья безусловно далеки от великих колониальных империй начала XX века, а колониальные или "естественные" империи, кстати сильно различающиеся также и между собой, совершенно не совпадают с империями мессианского типа, представленными в XX веке нацистской Германией и Советским Союзом. У последних же весьма мало общего с демократической империей США или с возникающей на наших глазах тоже демократической империей Объединенной Европы.
Имперскость Русского мира — это имперскость Вселенной, объемлющей собой все, что создано, и гармонизирующей подробности бытия по единым вселенским законам.
Новая цивилизационная доктрина
Идея новой цивилизационной доктрины витает в воздухе.
Смысловая пустота будущего, которая сейчас надвигается на Россию, порождает не только апатию в обществе, воспринимающем любую неопределенность, как правило, в качестве приближающейся угрозы, но и, поскольку нет точек согласования, — разнонаправленность конкретных экономических интересов. Люди и деньги текут из страны, где отсутствует внятная социальная перспектива. К уже начавшемуся переустройству мира Россия явно опаздывает. Колоссальная битва за будущее происходит пока без ее непосредственного участия.
Эта ситуация не может считаться нормальной.
Не случайны участившиеся в последние годы попытки по формулированию конструктивной "русской идеи". Образ будущего, внедренный в сознание общества, несомненно, способен оказывать на него положительное терапевтическое воздействие. Он уже сам по себе развертывает историческую перспективу. Стратегическое значение таких наработок понятно.
Вместе с тем ни "американский" индустриальный проект, куда Россия сейчас подключается просто в силу цивилизационной инерции, ни "евразийское направление", предлагающее по сути ту же индустриализацию, но в экстенсивно-архаической форме, не способны служить путями перехода к новой реальности. В первом случае Россия оказывается не в собственном будущем, обеспечивающем самостоятельность, а в чужом прошлом и фактически лишь удерживает прежние цивилизационные рубежи, а во втором, кстати, являющемся до сих пор чисто кабинетной, схоластической разработкой, отказывается от будущего вообще и становится "застывшей цивилизацией" восточного типа.
Внятную социальную перспективу эти идеи образовать не могут.
России нужен проект, который бы обеспечил ей реальное присутствие в будущем.
Таким цивилизационным проектом сейчас является Русский мир.
И другого пути в будущее у России, видимо, нет.
