То, что ты попадаешь в не совсем обычный субъект Российской Федерации, понимаешь в Дагестане сразу. Моя просьба к таксисту в махачкалинском аэропорту остановиться на несколько минут у какого-нибудь магазина привела его в неожиданное замешательство: «Если ты собираешься купить алкоголь, то сделать это будет непросто – боевики запрещают продавать спиртное». Узнав, что я хочу купить лишь сигареты, шофер с сомнением произнес, что «это пока вроде бы можно». В киоске, к которому меня подвезли, продавали не только сигареты, но и пиво. Я решил пошутить и обратился к продавщице: «Как же вы продаете спиртное – ведь это запрещено боевиками?!» Реакция продавщицы превзошла все мои ожидания. Женщина побледнела, а на глазах у нее появились слезы: «Сейчас же уберу спиртное с прилавка – только не взрывайте».Успокоилась продавщица Мадина, лишь узнав, что я журналист. «На самом деле боевики взрывают магазины, продающие спиртное не так уж и часто. На весь город взорвали и обстреляли не больше двух десятков магазинов и кафе, где торговали спиртным, – рассказывает мне женщина. – Но люди предпочитают не рисковать, приблизительно половина владельцев магазинов отказались от продажи спиртного». «А почему не обратиться в милицию?» – спрашиваю я свою собеседницу. В ответ она грустно улыбается: «Боевики говорят: «День – ваш, ночь – наша». Я выглянул в окно: в 11 часов вечера город казался вымершим.
Добравшись до гостиницы, переполненный впечатлениями, я лег спать. Однако сон мой длился недолго. С первыми лучами солнца с соседней мечети муэдзин стал призывать правоверных через громкоговоритель к молитве. Призывы были столь громкими, что спать было решительно невозможно. Как выяснилось позднее, просыпаться с первыми лучами солнца вынуждены практически все махачкалинцы – найти жилье в отдалении от молельного дома попросту невозможно.
Новое мое столкновение со строгостями местных исламских законов произошло на городском пляже. Увидев мои короткие в обтяжку плавки, уборщица смутилась: «Купаться у нас лучше в трусах ниже колен. Все из-за этих боевиков. Вы знаете, что они требуют создания отдельного пляжа для женщин и мужчин. В начале просто подкидывали записки с угрозами. Потом стали взрывать. Было уже три взрыва. У одной женщины, школьной учительницы, оторвало ногу. После этого случая людей на пляже стало значительно меньше».
«Традиционно на Северном Кавказе распространен суфийский ислам, но боевики исповедуют так называемый ваххабизм (правильнее говорить салафизм) – распространенное в Саудовской Аравии и некоторых других ближневосточных странах направление ислама, – объясняет в разговоре с «НИ» доктор исторических наук, эксперт Фонда Карнеги Алексей Малашенко. – Первые салафиты появились на Северном Кавказе в начале 1990-х, когда были открыты границы с ближневосточными странами. Сегодня именно ваххабиты борются насильственными методами за исламскую нравственность на всем Северном Кавказе. Объектами их нападений являются торговцы спиртным, проститутки, гадалки. Наибольших «успехов» они добились в Ингушетии – в этой республике уже не продают спиртного, и практически все женщины ходят в платках».
По мнению же известного дагестанского политолога, бывшего министра по делам национальной политики, информации и внешним связям Дагестана Эдуарда Уразаева, в реальности традиционные мусульмане сегодня проявляют не меньшее рвение в исламизации Дагестана, чем ваххабиты. «Сегодня в Дагестане действует более 2500 мечетей – это большее количество молельных домов, чем было в дореволюционное время, – делится своими соображениями с «НИ» политолог. – Ежедневно на дагестанском телевидении как минимум четыре часа отводится религиозным передачам. Официальное духовенство также ратует за запрет спиртного и проституции, просто в отличие от ваххабитов они добиваются этого законными методами. Даже если и не было бы ваххабитов, исламизация Дагестана шла бы полным ходом».
Справедливости ради назвать сегодня Махачкалу типичным исламским городом было бы все же преувеличением. Лишь процентов 20 жительниц этого города носят одежду в соответствии со строгими канонами ислама, остальные одеваются вполне свободно. В городе проходит множество концертов, в том числе западной музыки, проводятся художественные выставки. Вопреки запрету боевиков по вечерам вдоль моря зажигают огни многочисленные кафе. Влюбленные парочки потягивают вино и любуются закатом солнца. «Сегодня мы и исламисты живем как бы в параллельных мирах и почти не соприкасаемся друг с другом. Но я боюсь, что уже через несколько лет это будет невозможно!» – с грустью говорит мне один знакомый махачкалинский художник.
По мнению же Алексея Малашенко, сегодня на Северном Кавказе идет не только борьба федерального центра с исламскими радикалами, но и религиозная война между разными течениями внутри ислама. «Наиболее явно это проявляется в Чечне, где Рамзан Кадыров в открытую объявил борьбу суфийского ислама с «ваххабитской ересью». Но достаточно явно эта тенденция проявляется и в Дагестане, где очень многие министры и представители правоохранительных органов являются мюридами убежденного противника ваххабитов шейха Саида Чиркеевского (Ацаева)», – объясняет «НИ» эксперт.
Чтобы узнать точку зрения ваххабитов, корреспондент «НИ» встретился с членом правления организации «Матери Дагестана» Гульнарой Рустамовой. Некоторые в Дагестане в шутку называют эту организацию профсоюзом боевиков. Действительно, «Матери Дагестана» оказывают правовую помощь как пойманным боевикам, так и салафитам, необоснованно, по их мнению, подозреваемым в связях с подпольем.
Гульнара Рустамова оказалась невысокой плотной женщиной, одетой в черное до пят платье с длинными рукавами и с закрывающим волосы и шею платком на голове. Когда я попытался пожать ей руку, Гульнара вежливо, но твердо заявила мне: «Это нам запрещает Аллах». «Что же сейчас происходит в Дагестане? Джихад?» – спрашиваю я мою новую знакомую. «Если я скажу да, то у меня могут быть неприятности, а если скажу – нет, то покривлю душой», – отвечает моя собеседница. «Взрывы в московском метро тоже часть джихада?» – задаю я провокационный вопрос. Гульнара меняется в лице: «Я вам ответственно заявляю, что боевики не имеют никакого отношения к этому чудовищному преступлению. Такое варварство противоречит канонам ислама. Это провокация ФСБ». Гипотеза о том, что взрыв в метро совершили люди с Лубянки, для меня была уже не новой, в этом меня с горячностью убеждали салафиты из «столицы» ваххабитов села Губден.
По мнению г-жи Рустамовой, салафитов вынуждают уходить в леса. «Мы предлагали – дайте нам хоть ничтожную квоту в Духовном управлении мусульман Дагестана, позвольте нам выпускать свои газеты или же зарегистрировать свою собственную религиозную организацию, но на все эти просьбы мы получали отказ, – говорит собеседница «НИ». – Выделите нам на худой конец самый плохонький кусок земли, где бы мы жили по своим правилам, оставаясь в составе России. Все салафиты находятся под постоянным наблюдением милиции и ФСБ, их регулярно вызывают на допросы. Зафиксированы десятки случаев, когда салафитов попросту похищали, убивали, а затем объявляли, что они были уничтожены с оружием в руках. В этой ситуации у наших ребят не остается другого выбора, как уходить в лес. Пока салафитов будут преследовать, война будет продолжаться!»
Как это ни странно, с этой точкой зрения отчасти согласен и представитель правозащитного общества «Мемориал» Заур Газиев. «Милиционерам выгодно, чтобы люди уходили в лес. В этом случае МВД получает дополнительные субсидии, и у милиционеров появляются оправдания, почему они неэффективно борются с обычными уголовниками. Недавнее покушение на жизнь главы министерства по делам национальностей, религий и внешним связям Бекмурзы Бекмурзаева было вполне ожидаемым – ведь этот человек пытался наладить диалог с умеренными салафитами», – делится с «НИ» своей версией состоявшегося покушения Заур Газиев.
Можно спорить, реально ли договариваться с людьми, устраивающими взрывы в кафе, на пляжах, а возможно, и в московском метро. Отметим также, что большинство салафитов, как убедился корреспондент «НИ», побывавший в дагестанском селе Губден, презирают светские законы, а уважают лишь правила шариата. Но факт остается фактом: силой сломить боевиков не удается. Более того, их сопротивление становится все ожесточенней. Потери с обеих сторон в этом году гораздо больше, чем в предыдущие годы. Причем впервые количество убитых силовиков приближается к числу погибших членов незаконных вооруженных формирований (в предыдущие годы на одного убитого силовика приходилось в среднем три убитых боевика).
Пока дагестанские власти решили последовать чеченскому опыту. Махачкала предложила Кремлю создать два батальона особого назначения МВД РФ из 800 дагестанцев с прямым подчинением главе республики. Задача этих подразделений – бороться с ваххабитами. Если Кремль одобрит этот план, то, по сути, в Дагестане будет все как в Чечне – своя собственная «армия», борющаяся под религиозными знаменами с «ваххабитской ересью». В мононациональной Чечне этот опыт оказался достаточно успешным, но в многонациональном Дагестане все может пойти не столь гладко. К тому же в этом случае Кремль будет вынужден смириться с тем, что на территории России появится еще одна исламская де-факто республика, кардинально отличающаяся по политическому климату от других регионов страны.
