Дело о вымогательстве взятки со стороны чиновника из Управления делами президента получило новый поворот. Бизнесмен Валерий Морозов, заявивший о вымогательстве «коррупционного налога», предполагает, что может в ближайшее время сам стать обвиняемым. Следствие по громкому делу о коррупции не движется, улики исчезают, а журналистов, писавших об этом процессе, обвиняют в унижении «чести и достоинства» Управления делами президента.
Напомним, что в начале лета в СМИ появилась информация о том, что с главы компании «Москонверспром» Валерия Морозова за получение крупного контракта на постройку гостиницы в Сочи потребовали 12% отката от суммы сделки. Общая сумма взятки составила около 180 млн. рублей.
По словам Морозова, четыре года назад его компания выиграла тендер на строительство гостиницы класса люкс на Черноморском побережье в Сочи. Этот комплекс предназначался для проживания представителей официальной делегации правительства на время Олимпиады.
Бизнесмен объяснил, что высокопоставленный представитель Кремля на личной встрече потребовал выплатить ему 12% от общей суммы контракта – 177,6 млн. рублей. По признанию Морозова, с середины 2007 года до июня 2009 года он встречался с чиновником около 20 раз. Бизнесмен уверяет, что обычно он передавал сумку с наличными чиновнику в его офисе или автомобиле. Как тогда сообщил «СП» сам бизнесмен, этот чиновник — заместитель начальника главного Управления капитального строительства УДП Владимир Лещевский.
Не вынеся кабальных условий выплат, Морозов обратился в отдел экономических преступлений МВД и затем по просьбе правоохранительных органов участвовал в операции разоблачения мздоимца. На одну из встреч бизнесмен пошел со скрытой камерой, однако, устройство было обнаружено охранной системой, установленной в
офисе чиновника.
Бизнесмен Валерий Морозов
Следующую встречу Морозову удалось организовать на нейтральной территории — в ресторане «Сливовица». Сцену снимали двумя камерами — одна была на самом предпринимателе, вторая — у сидевших за соседним столом милиционеров. Звук записывался скрытым микрофоном. Удалось зафиксировать момент передачи денег — пакета с рублями и евро на сумму около 4 млн. рублей.
Однако уже на следующий день в МВД Морозову сообщили, что не будут заводить дело на столь высокопоставленное лицо. По словам Морозова, после того, как ему заявили в милиции о невозможности преследования вымогателя, его компанию изгнали со стройплощадки олимпийского отеля и конфисковали все оборудование. Бизнесмен утверждает, что государство задолжало ему крупную сумму денег. Именно тогда бизнесмен обратился за помощью в СМИ, в первую очередь — в британскую «Sunday Times».
Компания «Москонверспром», которой владеет Валерий Морозов, вела ещё несколько строек, финансируемых за счет бюджета. Известно, что именно эта фирма возводит дома для переселенцев из Имеретинской долины, чьи земли были изъяты для нужд Олимпиады-2014.
В марте на этом объекте началась забастовка рабочих. Тогда рабочие рассказывали «СП», что их непосредственные наниматели во всем винят «Москонверспром», не перечисливший вовремя денег. Как сейчас объясняет Морозов, это была провокация с целью выбить его организацию с этой площадки.
Всё лето следственный комитет отказывается возбуждать уголовное дело. 6 августа, вероятно, получив информацию из следственного комитета, что Морозову в возбуждении уголовного дела отказано, управляющий делами президента Владимир Кожин подаёт иски «о защите чести и достоинства» в суд против «Новой газеты» и «Совершенно секретно». Соответчиками по этим искам становится и сам Морозов.
Информация о скандале доходит до президента России Дмитрия Медведева. «На интернет-распечатке статьи «Как я давал взятки чиновникам Управления делами президента» президент 20 июля ставит резолюцию: «Ю.Я. Чайке. Разберитесь и доложите». Подпись — как раз на акте приема и передачи денежных средств, которые Морозов передал оперативникам для следственного эксперимента» , — сообщает «Новая Газета».
Уголовное дело по заявлению Валерия Морозова возбудили лишь 11 августа. Но за несколько дней до этого решения следователь Ольховников распорядилась уничтожить некоторые улики, компрометирующие чиновников УДП.
«В документе Следственного комитета, датированном 4 августа 2010 г., но полученном Морозовым от следователя по особо важным делам Ольховникова лишь 10 августа, в отношении оперативно-следственного эксперимента было сказано следующее: «В ходе проверки установлено, что хранившиеся в Оперативно-поисковом бюро ГУВД по г. Москве носители информации, содержащие записи встреч Морозова и Лещевского, не были истребованы в установленный срок сотрудниками 5-го отдела ОРБ №7 МВД России, в связи с чем, уничтожены на основании соответствующей инструкции» , — пишет Валерий Морозов в официальном обращении.
Сейчас Валерий Морозов дал подписку о неразглашении материалов дела, и не может рассказывать о многих деталях той коррупционной сделки. Вот что он сообщал ранее «Свободной прессе»:
— А как вообще это происходит? Как у вас вымогали этот откат?
— Если с кем-то у вас ведутся переговоры, то просто люди говорят – «процент такой-то», или «ты должен вернуть столько-то», или «заплатить столько-то».
— Sunday Times приводит ваши слова, что с вас требовали откат 12%, и что вы не согласились, потому что «12% это выше нормы». А что тогда норма?
– Я имел в виду не норму отката. Я имел в виду то, что при той цене и той себестоимости работ сложно было выплачивать 12%. Надо было либо завышать цену, что не хотелось бы, потому что любая проверка это обнаружит, или ухудшать качество этих работ, чего тоже не хотелось. Я говорил, что это слишком много для такого контракта.
— Пишут, что вы 20 раз встречались с этим чиновником.
— Да, приблизительно столько было платежей. Встречался я больше, но, так как мы платили долю от каждого платежа, то за это время примерно столько раз и передавали деньги. Платежи были ежемесячные.
– Фактически как дань получается?
— Я это называю коррупционный налог. Ставят тебя на налог и все, и ты платишь.
Теперь, как полагает бизнесмен, его самого хотят сделать обвиняемым: часть документов по делу ушли в налоговую инспекцию, куда его постоянно вызывают на допросы. Вполне может сложиться, предполагает он, что налоговики обвинят его в чём-нибудь, наплевав на то, что он сам раскрыл коррупционную схему, в которую он был втянут.
— Почему в УДП решили защищать «честь и достоинство»?
— Где-то в начале августа, после того, как началось предварительное следствие, Управление делами получило информацию, что уголовное дело против его сотрудников возбуждать не будут, то есть нам откажут в возбуждении уголовного дела.
Кожин, видимо, решил, прислушавшись к советам окружения, что всё, вопрос со следственным комитетом решён. Действительно, 4 августа следователь Ольховников подписал этот отказ. И Кожин сам, лично, подал иск о защите чести и достоинства от Управления делами президента, на «Новую газету» и «Совершенно секретно».
Но 11 числа уголовное дело всё-таки возбудили. Таким образом, Кожин сейчас защищает честь управления, прикрывая человека, на которого возбуждено уголовное дело.
Недавно, 2-3 недели назад, Лещевского и Смирнова, двух фигурантов дела, заставили тоже подать на нас в суд. Первое время они отсиживались в сторонке.
С нас взяли подписку о неразглашении материалов дела, а с них такую подписку не взяли. Они могут идти, подавать в суд, обсуждать там обстоятельства по открытому уголовному делу, а мы — не можем. Первое заседание суда по защите их чести и достоинства состоится 1 ноября.
Сейчас мы просим разрешения у следователя говорить в суде. Но, скорее всего, он нам откажет.
— Почему вы так решили?
— Следствие так настроено по отношению к нам. Оно вообще всё запрещает. Единственное, что он разрешает нам делать, что для нас очень странно — это идти в налоговую инспекцию, давать там пояснения по тем кампаниями, которые Лещевский давал нам для перевода денег.
При этом мы компании, через которые переводился откат, в показаниях по уголовному делу указали. При этом документы по этим компаниям у нас изъяла налоговая. И мы не можем понять, почему эти документы из налоговой никак не попадут в следственный комитет.
С одной стороны — идёт уголовное дело против Лещевского, с нас взяли подписку о неразглашении, с другой стороны — налоговая продолжает ковыряться в том же деле по тому же заявлению, которое мы делали независимо от следственного комитета, и возникает вопрос — а не хотят ли они возбудить другое уголовное, чтобы сделать нас обвиняемыми?
— А могут документы, которые изъяла налоговая инспекция, «затеряться», так же, как пропадали другие улики по вашему делу?
— Возможно, это одна из причин, по которой они нас постоянно дёргают. Но, повторюсь — они должны были все материалы передать в следственный комитет, однако, никаких документов они не отдают.
Несколько дней назад мы, наконец, получили ответ от Нургалиева. Мы его просили в письме о следующем. Когда начинались следственные действия, сотрудники МВД просили нас дать наши личные деньги для передачи очередной взятки Лещевскому. Лещевский ушёл с деньгами. Его никто не арестовал. Мы пишем: «господин министр! Решите вопрос с теми деньгами, которые мы дали под расписку сотрудникам МВД». А в ответе пишут: «Ваше обращение рассмотрено. Изложенная в нём информация в настоящее время проверяется в рамках расследования уголовного дела».
— Отписка?
— Даже не отписка, вообще непонятно что это. Мы дали деньги, у нас есть акт, что сотрудники МВД деньги приняли. Для следственного эксперимента при свидетелях составлялся акт. Полтора года они этот акт не признают, и теперь говорят, что надо ждать окончания уголовного дела. А оно может длиться годами. То есть если суду удасться доказать виновность Лещевского, тогда, возможно, в рамках этого уголовного дела мы будем выяснять, кто вернёт вам эти деньги.
Адвоката Валерия Морозова Константина Рыбалова беспокоит другое обстоятельство: его клиента отказываются признать потерпевшим. Как свидетель, он практически беспомощен, и, вдобавок, связан обязательством хранить тайну следствия.
— В каком состоянии сейчас уголовное дело?
— Дело возбуждено возбуждено в отношении Лещевского, он пребывает в статусе подозреваемого. Валерий Морозов, несмотря на все фактические обстоятельства по передаче денег и так далее, не является потерпевшим по делу.
— У него какой статус?
— Он свидетель. Мы заявляли ходатайство, чтобы его и супругу признали потерпевшими, следствие нам отказало. Я считаю, что это нарушает их права, поскольку статусы потерпевшего и свидетеля отличаются принципиально.
Будучи свидетелями, Морозовы ограничены в своих процессуальных действиях, они не могут представлять доказательства, требовать возмещения ущерба и прочее. Причина, по которой следствие отказалось считать их потерпевшими, мне видится в связке с самым началом процесса.
— Следствие вообще ведётся? Есть шанс, что в ближайшее время дело будет передано в суд?
— Формально следствие ведётся. Следователи работают, собирают документы, опрашивают свидетелей, но, при этом надо учитывать, что именно эти следователи сначала не хотели возбуждать дело, а потом их заставили это сделать их руководители. В связи с этим к объективности следствия нет особого доверия.
