В детстве я и мои ровесники чаще всего мечтали стать космонавтами, разведчиками или богатырями. В этих профессиях было мало настоящего, мы совсем не представляли, как живут эти таинственные люди. Наше собственное будущее было настояно на сказках, фильме «Мертвый сезон», легендах о Гагарине, «Песне про купца Калашникова», «Семнадцати мгновениях весны» и мультфильме «Тайна третьей планеты». Напиток получался приторным и крепким, как недорогой портвейн, и пили мы его самозабвенно, распевая затем на лютом морозе, по дороге из кафе «Солдатское», песни героических лет.
Потом я вырос, и внезапно оказалось, что портвейн наших фантазий вовсе не утопия. Население нашей страны действительно состоит из космонавтов, разведчиков и богатырей, причем в разное время я столкнулся с каждым из этих типов.
Разведчиков больше всего. Живут они со слезами на глазах, постоянно оглядываясь назад. Как-то мы делали праздник. Я тогда работал в компании, которая делает праздники. Заказали нам свадьбу в Петербурге. Заказали москвичи–хорошие ребята, работники банка. И мы придумали им такую «фишечку». В одной из комнат огромной старой квартиры с окнами на канал Грибоедова выставили свет, камеру. Комната была небольшая, вся в зеленом сукне, но мебели было мало–старинный письменный стол, фотографии на стенах, пара кресел. Мы распечатали отрывки из нескольких знаменитых советских кинокартин. Заводили в комнату по несколько человек гостей, давали им текст, а потом снимали эпизод. Затем из этих эпизодов получился памятный диск. Отрывков было немного. Например, сцена пытки Коли Герасимова из «Гостьи из будущего». Или не помню уже какой отрывок из «Иронии судьбы». Но был один, без слов. Его мы приготовили специально для родителей невесты по просьбе молодоженов. Так как сцена была немая, мы дали им перед началом съемок посмотреть этот отрывок на ноутбуке. «Семнадцать мгновений весны»: встреча Штирлица с женой в немецком ресторане. Родители–сдержанные, подтянутые люди–очень волновались. Посмотрели эпизод несколько раз. Пришло время съемки. Включили знаменитую музыку. И они стали изображать сцену. Точнее, они не изображали, а действительно «проживали» эту встречу. Они, как нам объяснили их дети, долгое время провели в США на нелегальной работе. Они работали разведчиками. И теперь, играя Штирлица, они плакали, причем слезы этих людей не имели никакого отношения к свадьбе. Они оплакивали себя, ненужность прошлого и неизбежность будущего, где все разведчики будут золотоволосы и декольтированы, как Анна Чапман.
Богатыря я видел лет десять назад в частном клубе, где проходили бои без правил. Было это в Петрограде, на станции метро «Технологический институт». Посреди зала стоял ринг. Все было в лучших традициях дешевых боевиков. Капли крови и пота летели на сидевших за столиками посетителей. Богатырь был молод, а публика любила его за бесстрашие. Огромный рыжий детина с ревом бросался на любого соперника, часто проигрывал, так как не уделял должного внимания защите, пытаясь подавить врага и физически и психологически уже в первые секунды боя. Шел на «вы» с открытым забралом и был при этом совершеннейшим отморозком. Правда, слушался тренера. И уважал его.
Я видел бой, где он быстро и безоговорочно проиграл. Более опытный боец вырубил его в первые минуты схватки, и богатыря унесли на руках под свист и вой зала. Богатырем тем был Вячеслав Дацик, по прозвищу Рыжий Тарзан, которого вскоре задержали за ряд ограблений. Он сидел, потом был признан сумасшедшим, и его перевели в психиатрическую лечебницу в Ленинградской области, откуда он благополучно сбежал не так давно, и ходили слухи, что он зачем-то пробрался в Москву, хотя на самом деле всплыл богатырь в Норвегии, где заявил о своем радикальном национализме и попросил политического убежища.
Богатырей в России даже больше, чем разведчиков. Треть из них в конце концов попадает в дурдом, а остальные две трети пребывают в нем пожизненно, воображая себя то в Норвегии, то в клубе боев без правил. Некоторым удается дойти до второго раунда.
Что же касается космонавтов, то их в нашей стране все меньше. Это тип неискоренимых мечтателей, чей взгляд наполнен синевой и расфокусирован. Они мечтают о перегрузках, о постоянном сопротивлении, о преодолении. Мечтают сгореть на старте, а если повезет, то даже до старта, главное – во имя великой цели.
Единственная проблема у космонавтов–личная жизнь. Я спросил у одного знакомого психотерапевта про секс в космосе. Он ответил так:
–Я глубоко убежден, что и в полугодовом полете, и в девятимесячном полете у космонавтов нет никакой интимной жизни. Могу сказать вам точно, что, возвращаясь с орбиты, космонавты испытывают огромные проблемы с интимной жизнью, и связано это не столько с невесомостью, сколько с невероятными перегрузками. Сказывается даже предполетная подготовка. Мы с моим приятелем, тоже психотерапевтом, как-то видели космонавтов, вернувшихся из трехнедельного полета,–так вот, после этого мой друг, человек мудрый, сказал: «Знаешь, Саша, не надо нам с тобой космоса». Эти 34-летние ребята (а нам тогда было по 54) выглядели серьезно старше нас. Лица их были в морщинах, взгляд погасший, и была в нем некая растерянность. У некоторых интимная жизнь так и не приходит в норму. У других через полтора-два года. Разные люди бывают.
Я не поверил и обратился к дважды герою Советского Союза, летчику-космонавту Георгию Гречко. Он подтвердил все, что говорил врач-психотерапевт. Но уточнил:
– Эрекция в космосе, конечно, бывает! Но мы же нормальные мужики и не путаем божий дар с яичницей. Всему свое время. Если ты выдержан, собран, предан своему делу, то и в остальном хорош. Но – после работы. Проснулся на орбите, что-то чувствуешь. Вспомнил жену, посчитал, сколько времени осталось до конца полета, и пошел на работу, в открытый космос.
Из трех перечисленных категорий люди-космонавты заслуживают наибольшего сочувствия. Их путь трагичен. Перегрузки делают свое дело, а звезды по-прежнему сверкают в вышине.
Наконец, есть и четвертая категория населения, куда вхожу я сам. С нами дело обстоит хуже всего, потому что в головах у нас попеременно включаются то космонавт, то разведчик, то богатырь. Из-за этого остальные категории нас не принимают, а больше примкнуть-то и не к кому. Такой получился портвейн. Как его пить – непонятно.
Потом я вырос, и внезапно оказалось, что портвейн наших фантазий вовсе не утопия. Население нашей страны действительно состоит из космонавтов, разведчиков и богатырей, причем в разное время я столкнулся с каждым из этих типов.
Разведчиков больше всего. Живут они со слезами на глазах, постоянно оглядываясь назад. Как-то мы делали праздник. Я тогда работал в компании, которая делает праздники. Заказали нам свадьбу в Петербурге. Заказали москвичи–хорошие ребята, работники банка. И мы придумали им такую «фишечку». В одной из комнат огромной старой квартиры с окнами на канал Грибоедова выставили свет, камеру. Комната была небольшая, вся в зеленом сукне, но мебели было мало–старинный письменный стол, фотографии на стенах, пара кресел. Мы распечатали отрывки из нескольких знаменитых советских кинокартин. Заводили в комнату по несколько человек гостей, давали им текст, а потом снимали эпизод. Затем из этих эпизодов получился памятный диск. Отрывков было немного. Например, сцена пытки Коли Герасимова из «Гостьи из будущего». Или не помню уже какой отрывок из «Иронии судьбы». Но был один, без слов. Его мы приготовили специально для родителей невесты по просьбе молодоженов. Так как сцена была немая, мы дали им перед началом съемок посмотреть этот отрывок на ноутбуке. «Семнадцать мгновений весны»: встреча Штирлица с женой в немецком ресторане. Родители–сдержанные, подтянутые люди–очень волновались. Посмотрели эпизод несколько раз. Пришло время съемки. Включили знаменитую музыку. И они стали изображать сцену. Точнее, они не изображали, а действительно «проживали» эту встречу. Они, как нам объяснили их дети, долгое время провели в США на нелегальной работе. Они работали разведчиками. И теперь, играя Штирлица, они плакали, причем слезы этих людей не имели никакого отношения к свадьбе. Они оплакивали себя, ненужность прошлого и неизбежность будущего, где все разведчики будут золотоволосы и декольтированы, как Анна Чапман.
Богатыря я видел лет десять назад в частном клубе, где проходили бои без правил. Было это в Петрограде, на станции метро «Технологический институт». Посреди зала стоял ринг. Все было в лучших традициях дешевых боевиков. Капли крови и пота летели на сидевших за столиками посетителей. Богатырь был молод, а публика любила его за бесстрашие. Огромный рыжий детина с ревом бросался на любого соперника, часто проигрывал, так как не уделял должного внимания защите, пытаясь подавить врага и физически и психологически уже в первые секунды боя. Шел на «вы» с открытым забралом и был при этом совершеннейшим отморозком. Правда, слушался тренера. И уважал его.
Я видел бой, где он быстро и безоговорочно проиграл. Более опытный боец вырубил его в первые минуты схватки, и богатыря унесли на руках под свист и вой зала. Богатырем тем был Вячеслав Дацик, по прозвищу Рыжий Тарзан, которого вскоре задержали за ряд ограблений. Он сидел, потом был признан сумасшедшим, и его перевели в психиатрическую лечебницу в Ленинградской области, откуда он благополучно сбежал не так давно, и ходили слухи, что он зачем-то пробрался в Москву, хотя на самом деле всплыл богатырь в Норвегии, где заявил о своем радикальном национализме и попросил политического убежища.
Богатырей в России даже больше, чем разведчиков. Треть из них в конце концов попадает в дурдом, а остальные две трети пребывают в нем пожизненно, воображая себя то в Норвегии, то в клубе боев без правил. Некоторым удается дойти до второго раунда.
Что же касается космонавтов, то их в нашей стране все меньше. Это тип неискоренимых мечтателей, чей взгляд наполнен синевой и расфокусирован. Они мечтают о перегрузках, о постоянном сопротивлении, о преодолении. Мечтают сгореть на старте, а если повезет, то даже до старта, главное – во имя великой цели.
Единственная проблема у космонавтов–личная жизнь. Я спросил у одного знакомого психотерапевта про секс в космосе. Он ответил так:
–Я глубоко убежден, что и в полугодовом полете, и в девятимесячном полете у космонавтов нет никакой интимной жизни. Могу сказать вам точно, что, возвращаясь с орбиты, космонавты испытывают огромные проблемы с интимной жизнью, и связано это не столько с невесомостью, сколько с невероятными перегрузками. Сказывается даже предполетная подготовка. Мы с моим приятелем, тоже психотерапевтом, как-то видели космонавтов, вернувшихся из трехнедельного полета,–так вот, после этого мой друг, человек мудрый, сказал: «Знаешь, Саша, не надо нам с тобой космоса». Эти 34-летние ребята (а нам тогда было по 54) выглядели серьезно старше нас. Лица их были в морщинах, взгляд погасший, и была в нем некая растерянность. У некоторых интимная жизнь так и не приходит в норму. У других через полтора-два года. Разные люди бывают.
Я не поверил и обратился к дважды герою Советского Союза, летчику-космонавту Георгию Гречко. Он подтвердил все, что говорил врач-психотерапевт. Но уточнил:
– Эрекция в космосе, конечно, бывает! Но мы же нормальные мужики и не путаем божий дар с яичницей. Всему свое время. Если ты выдержан, собран, предан своему делу, то и в остальном хорош. Но – после работы. Проснулся на орбите, что-то чувствуешь. Вспомнил жену, посчитал, сколько времени осталось до конца полета, и пошел на работу, в открытый космос.
Из трех перечисленных категорий люди-космонавты заслуживают наибольшего сочувствия. Их путь трагичен. Перегрузки делают свое дело, а звезды по-прежнему сверкают в вышине.
Наконец, есть и четвертая категория населения, куда вхожу я сам. С нами дело обстоит хуже всего, потому что в головах у нас попеременно включаются то космонавт, то разведчик, то богатырь. Из-за этого остальные категории нас не принимают, а больше примкнуть-то и не к кому. Такой получился портвейн. Как его пить – непонятно.
