RNNS.RU

Мы, конечно, давно привыкли не доверять людям в милицейских погонах, мы отлично знаем, что они берут взятки и многие из них изначально хотели милицейских погон только для того, чтобы иметь возможность эти взятки брать, иметь власть и этой властью распоряжаться так, как им заблагорассудится. Далеко не все, но многие...Мы почти не надеемся на защиту... Но я как-то совсем не готов к смертельной опасности, исходящей от людей в милицейской форме.

Я уже писал как-то о спокойствии и безразличии, о привычке проглатывать ту демагогию и ничем не обеспеченный пафос, которые так любит наша сегодняшняя власть. Думаете, я удивляюсь тому, что после столь решительного надувания щёк нашим президентом, огромное количество игорных заведений продолжает спокойно работать под вывеской интернет-клубов или за другими, шитыми белыми нитками, ширмами. Всё это прекрасно известно тем самым органам, которые "успешно" справились с поставленной задачей по закрытию этих заведений. Все они работают по всей огромной стране. И про это уже даже перестали говорить. А зачем? Демагогия утомляет, а государственная демагогия усыпляет.

Но видеть в одном выпуске новостей репортаж о задержанном за убийство беззащитного дорожного рабочего подполковнике милиции и сюжет о том, как наш президент в камуфляжной форме осматривает новую военную технику, мне просто противно. Не правда ли, создается ощущение, что мы очень быстро привыкли к тому, что офицеры милиции убивают беззащитных граждан? В какой стране такое возможно? Я имею в виду, те страны, с которыми наша государственная власть себя ассоциирует и равняет. То есть с некими цивилизованными странами.

Это же так ясно! Офицер милиции - это человек с высшим образованием, а тот самый подполковник, скорее всего, с двумя высшими образованиями. Офицеры милиции - это люди, давшие присягу, их профессия заключается в том, чтобы следить за соблюдением закона и защищать законопослушных граждан от незаконопослушных. Для этого у них есть оружие и разрешение на его ношение и применение. У них есть соответствующие документы при себе и особые права. У меня нет этих прав. И оружия у меня нет. У меня его никогда не было. Зато у меня есть дети, жена, родные люди, за которых я всегда беспокоюсь и переживаю. Я много работаю, и с каждой проданной книги, с каждого проданного на мой спектакль билета платятся налоги. На эти налоги обучаются и содержатся те самые люди, на которых я хочу надеяться и хочу знать, что я не беззащитен в своей стране. Я не хочу в своей стране иметь оружие. Я хочу, чтобы это оружие было у тех, кому это оружие дает государство.

Я далеко не наивный и вполне стоящий обеими ногами на земле, человек. Я все очень хорошо понимаю на уровне той информации и на основе того жизненного опыта, который у меня есть, который я приобрел, всю жизнь живя в моей стране. У меня есть моё представление о том, на что способна и чего стоит та власть, которую мы имеем. Но после сегодняшнего репортажа, я не готов дать и той цены, которую предполагал. Я возмущен, обескуражен и напуган происходящим.

А больше всего я напуган тем, что я совершенно не надеюсь на решительные и серьезные изменения... Поймите, что меня больше всего возвущает и пугает... Те офицеры, которые убивали тех, кого должны защищать, это же государственные люди, осуществляющие государственные функции и наделенные государством серьезной властью. И в этом случае мне совершенно не важно, откуда эти мерзавцы и отморозки появились и прекрасно себя чувствовали на немаленьких должностях в органах милиции. Но если такое случилось, то я ощущаю, что стреляли в граждан не просто какие-то частные люди, а всё министерство внутренних дел, министр внутренних дел, премьер-министр и президент. И почему ни министр, ни премьер-министр, ни президент пока не сказали мне, что это не так? Это ужас, это стыд и это безнравственность... Почему-то сразу вспомнились знаменитые слова про "мочить в сортире". На фоне произошедшего, эти слова звучат неубедительно и истерично, потому что получается, что наши милиционеры "мочат" нас.

С трудом преодолеваю своё такое настроение и ощущение. С большим трудом идет сегодня работа. А я сейчас работаю над новой редакцией текста спектакля "Как съел собаку". Я решил его записать так, как хочу, чтобы этот вариант текста как-то сохранился, потому что он очень сильно отличается от написанного в 1999 году. И то, что я сейчас пишу, очень отличается от того, что звучит в видеоверсии этого спектакля. Одна из главных тем сегодняшней редакции - это встреча юного человека с государством, и непонятно когда и в каком возрасте непременно появляющийся страх перед государством. Вот сегодня мне особенно трудно дается работа...

Вот... так вот невесело нынче высказался. Но как-то так почувствовал, что по-другому сегодня никак.

Искренне ваш, Гришковец.