Как писал Маяковский накануне революции, «в 1916 году из Петрограда исчезли красивые люди».

И развившаяся в последние 20 лет индустрия красоты не спасает, - она лишь подчеркивает это.

Нет более тяжкого, страшного и безысходного обвинения Советской власти, чем простой ряд фотографий из многих семейных альбомов: прадеды, деды, родители и, наконец, дитятки – если, конечно, они вообще есть. Вырожденцы через несколько поколений перестают размножаться: таков жестокий биологический закон.

Легко объяснить процесс вырождения в годы войн, голода и террора. Погибали, да и осознанно уничтожались лучшие, что закреплено в фольклорном «души прекрасные порывы». Страх вгрызался в сердца и выедал людей изнутри. Приспособленчество и жизнь по принципу «как бы чего не вышло» не только ломало взрослых, но и впечатывалось в детей.

Это трагедия нашего народа, неразрывно связанная с его становлением в очередной его советской реинкарнации, - но почему она продолжилась потом?

Страх слабел, хотя совсем так и не развеялся никогда, - но повседневная жизнь после смерти Сталина нормализовывалась стремительно. Почему же вырождение интеллигенции не остановилось, почему не пошло вспять, не началось восстановление?

Наследники вертухаев и палачей, не простивших наказания своих предков и искренне считающие гуманизмом исступленную ненависть к собственному прошлому и своей стране, легко и привычно объяснят это адским пламенем коммунизма или сталинизма.

Однако, вот странно – у технической и провинциальной интеллигенции следов вырождения значительно меньше, а часто и вообще нет. А собственно советская интеллигенция, сложившаяся из рабочих, военных, приказчиков и кулаков уже в рамках Советского Союза, и вовсе не демонстрирует признаков вырождения – по крайней мере, видимых невооруженным глазом.

Конечно, относительно менее культурные люди, с относительно большей легкостью принимая жестокие и неразумные «правила игры» как данность, не негодовали против их несправедливости и, соответственно, имели больше шансов сохранить целостность своей личности.

Люди же более образованные, не принимающие те или иные, в том числе и действительно бесчеловечные порядки, но молча смиряющиеся с ними, из чувства самосохранения (или простого стремления к комфорту) прячущие клокочущее негодование во внутренний карман ухоженного пиджака, платят за это не только раком - болезнью отчаяния и утраты смысла жизни.

Они платят за это еще и ничтожностью следующих поколений.

Я знаю этих людей. Я знаю, о чем и о ком говорю.

И это объяснение правильно.

Но – не исчерпывающе.

Сравнивая интеллигентные семьи, просмотр домашних альбомов которых является страшным занятием, с остальными, я обнаружил одну весьма любопытную закономерность, подтвержденную затем многими беседами и документальными фильмами, затрагивающими эту тему. Закономерность проста: главы вырождающихся семей уверенно и последовательно уходили в частную жизнь, отказываясь от общественной активности даже в тех минимальных пределах, которые были возможны.

Люди не пытались выразить себя на работе, в самодеятельности, в коллективных хобби, в каком-то призванном сколь-нибудь широким кругом друзей творчестве, - они уходили в свою семью, надеясь спасти ее от времени.

И тем самым очень часто уничтожали ее будущее, закладывая в своих потомков механизмы разрушения.

Потому что человек, помимо прочего, - общественное животное. Он не может нормально жить вне общества, даже если это общество больно. Попытка самоизоляции, уход в частную жизнь, отказ от общественного творчества или, по крайней мере, общественного самовыражения неминуемо ограничивает и тем самым уродует развитого, культурного человека.

Последовательно ограничивая себя, год за годом, десятилетиями отказываясь от части самих себя, интеллигенты тем самым разрушали не столько себя, сколько своих потомков, впитывавших модель самоизолирующегося поведения, как единственно возможную.

Судьба этих потомков заслуживает сожаления не в меньшей степени, чем судьба жертв сталинизма или потерянных поколений застоя, смытых водкой.

В конце концов, именно они заслужили в итоге довольно длительной деградации видового наименования «демшизы».