Лет 10 назад один умный человек мне сказал: ты знаешь, я пришел к выводу, что наше телевидение— это проводимая государством политика по оглуплению народа, превращению его в быдло. «Не может быть!— вскричала я.— Это диктат рынка, таковы потребности населения!»
Сейчас мне кажется, что этот умный человек был прав, потому что, лишив человека воспитания (чувств и разума), сделать из него быдло можно очень быстро. Зачем это нужно? Быдлом проще управлять, ему не надо ничего объяснять, его надо восхищать торжественными выходами и колокольным звоном.
А технологии его создания известны.
Был в XIX веке такой историк Афанасий Прокофьевич Щапов, сын пономаря и выпускник Казанской духовной академии. Этот Щапов успел и посидеть за свои прогрессивные взгляды, и в ссылке побывать, и помереть в жестокой нищете 44 лет от роду. Преподавать ему запретили, потому что взгляды его были довольно левые, а направление ума— критическое.
Кстати, в 1886 году, спустя 10 лет после его смерти, власти города Иркутска, где он помер чуть не голодной смертью (пишут, что ходил по знакомым, просил пообедать), спохватились, разыскали могилку и установили над ней мраморный памятник с надписью «Родина— писателю». Очень по-русски.
В 1870 году вышла его книжка «Социально-педагогические условия умственного развития русского народа», в каковой Афанасий Прокофьевич занудно и подробно рассказывает о том, как российские власти веками, мягко говоря, не способствовали, а если уж начистоту— то прямо и душили все возможности для развития массового образования, а с ними— мышления, способности к анализу любого рода— научного или социального. Очень поучительное чтение, заставляющее, как это бывает с хорошими книжками, проводить аналогии.
«В умственной истории русского народа… много веков не было мыслящего класса. В России никогда не было своих самостоятельных философов и философских школ, вроде европейских средневековых схоластиков, номиналистов и реалистов, и тем более не было Декартов, Бэконов, Локков, Кантов, Гегелей, Фихте и Шеллингов и т.п.»,— пишет Щапов и объясняет, почему.
Русский народ, как, наверное, и прочие земледельческие народы, познавал природу эмпирически, Щапов говорит— сенсуально, то есть не умом, а чувствами. Чувства и память, а не рациональное мышление. Грамота, образование не приветствовались ни в каких классах, включая высшие.
Возможности изучать науки тоже не было, а у тех, у кого они были, не было желания: в обществе это не приветствовалось, напротив. Вплоть до Петра Великого, продолжает Щапов, в России вовсе не было интеллектуального класса.
Отчего же так произошло?
Оттого, что в свое время российские власти взяли курс на создание тихого, благонравного, интеллектуально неразвитого населения. Поскольку своего мыслящего класса в России не было, пишет Щапов, за образец была взята византийская система образования.
«Восточно-византийская доктрина имела своей задачей, как известно, не интеллектуальное, не научно-мыслительное развитие русского народа, а одно нравственно-религиозное воспитание. Поэтому в программу ее не входило ни возбуждение всеобщей самодеятельности мышления, разума, ни распространение таких способов развития мыслительных способностей народа, как классическая литература и наука.
Отсюда проистекали две характеристические особенности умственной жизни древней Руси, отразившиеся и в умонастроении новой России: 1) совершенное преобладание восточно-византийского теологического начала над классико-космологическим и 2) совершенное преобладание веры и нравственного начала над разумом и мыслью».
Сейчас мне кажется, что этот умный человек был прав, потому что, лишив человека воспитания (чувств и разума), сделать из него быдло можно очень быстро. Зачем это нужно? Быдлом проще управлять, ему не надо ничего объяснять, его надо восхищать торжественными выходами и колокольным звоном.
А технологии его создания известны.
Был в XIX веке такой историк Афанасий Прокофьевич Щапов, сын пономаря и выпускник Казанской духовной академии. Этот Щапов успел и посидеть за свои прогрессивные взгляды, и в ссылке побывать, и помереть в жестокой нищете 44 лет от роду. Преподавать ему запретили, потому что взгляды его были довольно левые, а направление ума— критическое.
Кстати, в 1886 году, спустя 10 лет после его смерти, власти города Иркутска, где он помер чуть не голодной смертью (пишут, что ходил по знакомым, просил пообедать), спохватились, разыскали могилку и установили над ней мраморный памятник с надписью «Родина— писателю». Очень по-русски.
В 1870 году вышла его книжка «Социально-педагогические условия умственного развития русского народа», в каковой Афанасий Прокофьевич занудно и подробно рассказывает о том, как российские власти веками, мягко говоря, не способствовали, а если уж начистоту— то прямо и душили все возможности для развития массового образования, а с ними— мышления, способности к анализу любого рода— научного или социального. Очень поучительное чтение, заставляющее, как это бывает с хорошими книжками, проводить аналогии.
«В умственной истории русского народа… много веков не было мыслящего класса. В России никогда не было своих самостоятельных философов и философских школ, вроде европейских средневековых схоластиков, номиналистов и реалистов, и тем более не было Декартов, Бэконов, Локков, Кантов, Гегелей, Фихте и Шеллингов и т.п.»,— пишет Щапов и объясняет, почему.
Русский народ, как, наверное, и прочие земледельческие народы, познавал природу эмпирически, Щапов говорит— сенсуально, то есть не умом, а чувствами. Чувства и память, а не рациональное мышление. Грамота, образование не приветствовались ни в каких классах, включая высшие.
Возможности изучать науки тоже не было, а у тех, у кого они были, не было желания: в обществе это не приветствовалось, напротив. Вплоть до Петра Великого, продолжает Щапов, в России вовсе не было интеллектуального класса.
Отчего же так произошло?
Оттого, что в свое время российские власти взяли курс на создание тихого, благонравного, интеллектуально неразвитого населения. Поскольку своего мыслящего класса в России не было, пишет Щапов, за образец была взята византийская система образования.
«Восточно-византийская доктрина имела своей задачей, как известно, не интеллектуальное, не научно-мыслительное развитие русского народа, а одно нравственно-религиозное воспитание. Поэтому в программу ее не входило ни возбуждение всеобщей самодеятельности мышления, разума, ни распространение таких способов развития мыслительных способностей народа, как классическая литература и наука.
Отсюда проистекали две характеристические особенности умственной жизни древней Руси, отразившиеся и в умонастроении новой России: 1) совершенное преобладание восточно-византийского теологического начала над классико-космологическим и 2) совершенное преобладание веры и нравственного начала над разумом и мыслью».