В самую короткую ночь года, когда холодные, неподвижные звезды вдруг оживали — мерцали и трепетали, словно тысячи и тысячи свечей, плавающих в водах темного небесного океана, когда травы наливались целебными соками, а костер пылал жарче и ярче, чем в любой другой день года, начинался праздник Ивана Купалы.
Слуга двух богов
Он был хорошо известен и широко распространен по всей Европе и за её пределами. В первую очередь благодаря тому, что на основу древнего языческого праздника в честь летнего солнцестояния со времени принятия христианства наложились торжества по случаю рождества Иоанна Крестителя (отмечаемые 24 июня по старому стилю или 7 июля по новому стилю). Впрочем, было бы неверным утверждать, что христианство вдохнуло новые силы в тысячелетнюю Купальскую историю — оно, сместив языческий праздник на несколько дней (солнцестояние приходится на 22 июня по новому стилю) скорее, выдало ему индульгенцию, — равно как и тем, кто не желал его забывать.
Прежде чем взяться за их описание и трактовку, оговоримся, что будут рассмотрены перекликающиеся между собой и дополняющие друг друга Купальские обряды, распространенные в восточной Европе. Охватить всю Европу — задача масштабная, не решаемая в рамках статьи.
«На Купалу спать — нечистика привечать»
«На Купалу спать — нечистика привечать», — так пели в обрядовых Купальских песнях. Вечером перед днем Ивана Купалы было принято ходить по деревне, собирать дрова (их давали из каждой избы, об отказе никто и не помышлял) и складывать в кучу для будущего костра. Для того чтобы внушительная по размерам дровяная конструкция не разрушилась, в центр втыкали длинную жердь. На нее обычно вешали конский череп. Место для разложения большого Купальского костра выбиралось рядом с рекой или озером. К концу дня, когда опускались сумерки, сюда приходили все жители деревни — считалось, что проспать праздник никак нельзя. При этом в домах были потушены все огни: в печи, перед иконами (после принятия христианства) — деревня погружалась в темноту. Был ещё один запрет — Купальский костер не следовало разжигать спичками, для него с помощью трения добывали «живой» огонь. Делали это обычно старейшины. Все остальные молча и сосредоточенно наблюдали за их действиями. Когда из-под рук старейшин появлялись первые язычки пламени, их торжественно подносили к дровам большого костра, и праздник начинался.
Водили хороводы, пели обрядовые песни, звучали шутки и смех. Люди доставали принесенное из дому угощение. Рядом с большим разжигалось несколько маленьких костров, через которые прыгали в одиночку и парами.
Затем отправлялись в лес за травами. Считалось, что в Купальскую ночь и цветы, и деревья обладают особыми целебными и волшебными свойствами. Из трав плели венки на голову и пояса вокруг талии, крапиву связывали в небольшие снопы или веники, по цветам гадали. Тематика подавляющего большинства Купальских обрядовых песен вращается вокруг трех растений — березы (поется о том, как девушки её украшали, а потом бросали в костер или в реку), цветка Иван-да-марья (речь о нем пойдет чуть позже) и мистической папарать-кветки (огненный цветок, который якобы вспыхивает над папоротником только раз в году; тому, кто увидит это Купальское чудо, станет понятен язык птиц и зверей, для него земля обнажит свои недра, указывая на спрятанные в ней клады).
На рассвете сбор трав заканчивался (считалось, что восходящее солнце разрушает колдовскую силу растений) и в свои права вступал очередной этап праздника, связанный с водой. Люди снимали одежду и купались прямо в росе, устилающей луга. А когда над горизонтом вставало солнце, все подходили к «большой воде» — реке или озеру, чтобы не пропустить ещё одно Купальское чудо — «купание солнца» или «игру солнца». По поверьям в это утро малиновый шар солнца, поднимаясь над горизонтом двигался не совсем плавно — он дрожал будто пританцовывал, то есть как бы купался в воде, испуская разноцветные круги: красные, золотистые, сиреневые, фиолетовые. Следом за солнцем начинали купаться и люди — считалось, что вода становится очищающей.
Утром тлеющие угли от Купальского костра уносил с собой каждый житель деревни. То был «новый» огонь, которым предстояло запалить печь, лучину, свечи. Пепел от костра также не выбрасывался — им посыпали улицу, дорогу, ведущую к деревне, остывшие угли закапывали на полях. Венки вешали в домах на стены. Снимать их можно было только в случае, если кто-нибудь из домочадцев заболеет — тогда следовало разделить венок и из части трав заварить чай, либо бросить венок на слабо тлеющие угли и обкурить этим дымом больного.
Таково краткое описание праздника Ивана Купалы. В чем же заключается суть его ритуалов?
Сумерки Солнца
Долгое время к языческим праздникам было принято подходить с точки зрения солярной теории или — второе название — солнечной религии. Применительно к данному случаю её основные постулаты таковы: если главные языческие праздники (Купала, Масленица и др.) жестко привязаны к солнцу (дням равноденствия, солнцестояния), то все ритуалы, проводимые в эти дни, посвящены восхвалению небесного светила. С этой точки зрения Купальский костер рассматривался как перенесенная на землю часть божественного Солнца, а огненный цветок папоротника как дарованный избранным солнечный луч. Прыгающие через Купальский костер, таким образом, «проходили» сквозь Солнце, заряжались солнечной энергией. Если прыгали пары — парень и девушка, то они считались повенчанными самим Солнечным Богом. Купающееся в реке Солнце делало воду священной — вот почему люди тоже должны были в нее войти. Здесь обычно следовала расшифровка слова «купала» от индоевропейского корня «kup» в значении «кипеть», «вскипать» (солнце входит в воду и вода вскипает).
Все стройно и логично? Не совсем! Остается непонятным, почему праздник в честь Солнца наступал ночью или, хотя бы, отчего, божественный огонь, который должно было зажечь Солнце, не поджигали с рассветом, с первыми солнечными лучами? Зачем в центре священного костра стояла жердь с конским черепом (череп — символ ведьмы и колдуна)? Почему божественное Солнце не питало травы целебной силой, а разрушало её? Какое отношение оно имело к березе и цветку Иван-да-марья? Отчего в обрядовых песнях не делается акцент на тучах, закрывающих, «скрывающих», «ворующих» у людей солнце? Ведь в наших широтах (столь удаленных от прародины солнечной религии) дожди на Ивана Купалу не редкость, а, скорее, правило.
Есть кое-что ещё. Этнографические экспедиции не раз фиксировали поверья об очищающей силе огня. Так, если в деревне случалась эпидемия среди людей или домашних животных, то все огни в домах тушились, за деревней разжигали костер и прыгали через него, или прогоняли сквозь тлеющие угли скот. При этом сам костер не называли ни Солнечным, ни Купальским, а обряд мог совершаться в любое время года: весной, зимой, осенью — без привязки к солнцестоянию.
Солярная теория, широко распространенная в XIX веке и подвергаемая справедливой критике в наше время, дать ответ на эти вопросы не может. И хотя её отголоски (точнее будет сказать — отблески) все ещё освещают путь отдельным историкам, но светят слабо и больше по инерции.
«Мы тобе спалим, мы тобе утопим»
Попробуем подойти к трактовке ритуалов, совершаемых в день Ивана Купалы с точки зрения аграрной или земледельческой религии. И в первую очередь рассмотрим Купальскую символику: шест или жердь с водруженным на нее конским черепом, березку и соломенную куклу (по сведениям этнографических экспедиций — важнейшие атрибуты праздника). Иногда (но не всегда) соломенную куклу величали Купалой, старались придать ей форму человека, сооружая подобие головы и перетягивая соломенные бока в области талии. Век у куклы-Купалы был не долог: сначала её проносили по деревне, потом, дойдя до полей, куклу начинали рвать на части, топтать и смешивать с землей. Затем «останки» соломенной Купалы заботливо подбирали и закапывали на разных участках поля.
Не менее коротким был век и у березки, которую часто (но не всегда) звали Марьей или Маринкой. Её тоже проносили по деревне, а потом бросали в купальский костер или в реку, припевая:
Мы тобе спалим,
мы тобе утопим;
ты к нам боле не вертайся.
В чем смысл этих действий? Марьей или Мареной, Марой славяне называли смерть (мор, мора, маруха, кикимора). Собственно, не только славяне. Мара — божество зла в буддийской мифологии; злой дух, воплощение ночных кошмаров в мифологии европейцев («кошмар» по-английски — nightmare, по-французски — cauchemar). Следовательно, в Купальском костре Мару сжигали, в реке топили и заклинали её назад не возвращаться, то есть в течение года не нести смерть в деревню. Получается, что в эту ночь огонь и вода, по поверьям, приобретали особую силу, способную отвести угрозу эпидемии, мора. Видимо, тот же смысл — защититься, стать неуязвимым для Мары — несли в себе прыжки через костер. Гораздо позднее (в эпоху Средневековья) этот необычайно популярный в наши дни и всеми любимый Купальский ритуал стали рассматривать как гадание (разомкнутся руки у пары — значит, свадьбе не бывать и т.д.).
Вместе с Мареной в купальском костре сжигали ещё одну нечисть — ведьму (шест с конским черепом). Кроме того, в огонь бросали старые башмаки, битые горшки, детали вышедших из строя сельскохозяйственных орудий, то есть все, что сломалось (чему навредила ведьма), а также оказывавшихся рядом с костром лягушек («то ведьма в жабу превратилась»). Часть собранных в Купальскую ночь трав — пояса из полыни, веники из крапивы — также были призваны защищать людей и их дома от ведьмы. В связи с этим становится понятен смысл, который вкладывали в посыпание пеплом от Купальского костра дорог и улиц — чтобы ведьма не могла пройти в деревню.
Обрядовые действия, производимые с куклой-Купалой, напоминают «судьбу» Осириса — египетского бога плодородия. Жрецы лепили его тело из земли и смешанной с семенами глины. Со временем бог прорастал зерном и считался ожившим, воскресшим. Не этого ли ждали от соломенного Купалы? Не потому ли его «убивали», разрывая и затаптывая, чтобы он «воскрес» в колосьях нового урожая?
Как Купала не стал богом
На этом этапе возникает вполне закономерный вопрос: кто такой Купала — славянский бог плодородия? Но если это бог, то где его капище или храм? Как выглядел его идол, какие жертвоприношения ему приносили, чтили ли его в иные, некупальские дни? Увы, приходится признать, что ни храма, ни жертвоприношений Купала не имел. Нет никаких сведений о том, что в его честь совершались культовые действия на протяжении всего года. (Автор статьи знает о том, что в наши дни Купалу называют богом лета, земных плодов, урожая… присваивают ему пятое место среди богов славянского пантеона, но это любительские версии: фантазийные, поэтичные, патриотичные). Купала не бог — он тот, кто мог бы стать богом, он прообраз бога, материал, из которого боги ковались. И кто знает, кем бы мы сейчас называли Купалу, если бы христианство было принято на пару сотен лет позднее…
Туз в рукаве
В пользу земледельческой религии, которая прослеживается в обрядовых действиях, совершаемых на Ивана Купалу, свидетельствует и широко известная эротическая составляющая праздника. Степень сексуальной свободы, которая допускалась в ночь на Ивана Купалу, в разные века варьировалась — от обмена сексуальными партнерами между членами одной семьи — одной деревни — нескольких деревень — до создания новой семьи между двумя влюбленными («Купала повенчал»). Смысл обрядового эротизма принято трактовать однозначно — эти действия направлены на повышение плодородия земли.
Здесь же языческий праздник Ивана Купалы доносит до нас отголоски тех времен, когда на допускавшиеся ранее кровосмесительные связи (инцест) накладывается категорический запрет. Речь идет о легенде, реконструируемой по Купальским обрядовым песням. Брат и сестра, Иван и Марья росли порознь и, встретившись, не узнали друг друга. Они вступили в кровосмесительную связь, а когда старейшины открыли им глаза на степень их родства, было уже поздно. Иван и Марья обезумели от горя — быть вместе они не могли, но и расставаться не желали. Тогда они превратились в двухцветный цветок Иван-да-марья: желтый глазок — Иван, синий — Марья.
Таким образом, у нас вновь возникают два важнейших купальских персонажа: Иван и Марья, Иван Купала и Марена, воскрешение и смерть, желтый и синий, солнце и вода, ян и инь, мужчина и женщина. Эти символы много древнее и гораздо шире узконаправленной солнечной религии. Это архаичные составляющие реликтовых культов, легших в основу мировых языческих и неязыческих религий.
Слуга двух богов
Он был хорошо известен и широко распространен по всей Европе и за её пределами. В первую очередь благодаря тому, что на основу древнего языческого праздника в честь летнего солнцестояния со времени принятия христианства наложились торжества по случаю рождества Иоанна Крестителя (отмечаемые 24 июня по старому стилю или 7 июля по новому стилю). Впрочем, было бы неверным утверждать, что христианство вдохнуло новые силы в тысячелетнюю Купальскую историю — оно, сместив языческий праздник на несколько дней (солнцестояние приходится на 22 июня по новому стилю) скорее, выдало ему индульгенцию, — равно как и тем, кто не желал его забывать.
С тех пор так и повелось — в день рождества Иоанна Крестителя, наряду с походом в церковь, отдавали дань памяти и более древним богам. В их честь, следуя традиции, жгли костры на площадях Италии (праздник Сан-Джовани), кидали в огонь чучело во Франции (праздник Жана Батиста или Сен-Жана), на рассвете купались в реках в Испании (праздник Сан-Хуана), не только сами купались, но и обязательно мыли домашних животных в Хорватии (праздник Ивана Купальщика), собирали целебные, «колдовские» травы, а затем, для пущей надежности освящали их в церкви на Украине и в Белоруссии (праздник Яна Травника, Купайло или Яна Купального), искали цветок волшебного папоротника в Британии, поджигали и катали колеса по деревням в Шотландии, водили хороводы в Македонии.
Обряды, которые совершались в этот день, у разных народов были во многом сходны, но имели и свои отличия. К тому же, на протяжении веков одна часть Купальских ритуальных действия (например, связанных со сжиганием березы и «убиением» соломенной куклы) становилась менее выпуклой, зато другая (например, купание) принимала более значимую форму, какие-то детали уходящей в небытие языческой религии забывались, а какие-то трактовались по-новому. Дошедший до наших дней Купальский обряд напоминает скорее не цельный комплекс взаимосвязанных ритуалов, а несколько автономных. Но даже в таком виде эти обряды являют собой свидетельства потрясающей воображение древности.
Прежде чем взяться за их описание и трактовку, оговоримся, что будут рассмотрены перекликающиеся между собой и дополняющие друг друга Купальские обряды, распространенные в восточной Европе. Охватить всю Европу — задача масштабная, не решаемая в рамках статьи.
«На Купалу спать — нечистика привечать»
«На Купалу спать — нечистика привечать», — так пели в обрядовых Купальских песнях. Вечером перед днем Ивана Купалы было принято ходить по деревне, собирать дрова (их давали из каждой избы, об отказе никто и не помышлял) и складывать в кучу для будущего костра. Для того чтобы внушительная по размерам дровяная конструкция не разрушилась, в центр втыкали длинную жердь. На нее обычно вешали конский череп. Место для разложения большого Купальского костра выбиралось рядом с рекой или озером. К концу дня, когда опускались сумерки, сюда приходили все жители деревни — считалось, что проспать праздник никак нельзя. При этом в домах были потушены все огни: в печи, перед иконами (после принятия христианства) — деревня погружалась в темноту. Был ещё один запрет — Купальский костер не следовало разжигать спичками, для него с помощью трения добывали «живой» огонь. Делали это обычно старейшины. Все остальные молча и сосредоточенно наблюдали за их действиями. Когда из-под рук старейшин появлялись первые язычки пламени, их торжественно подносили к дровам большого костра, и праздник начинался.
Водили хороводы, пели обрядовые песни, звучали шутки и смех. Люди доставали принесенное из дому угощение. Рядом с большим разжигалось несколько маленьких костров, через которые прыгали в одиночку и парами.
Затем отправлялись в лес за травами. Считалось, что в Купальскую ночь и цветы, и деревья обладают особыми целебными и волшебными свойствами. Из трав плели венки на голову и пояса вокруг талии, крапиву связывали в небольшие снопы или веники, по цветам гадали. Тематика подавляющего большинства Купальских обрядовых песен вращается вокруг трех растений — березы (поется о том, как девушки её украшали, а потом бросали в костер или в реку), цветка Иван-да-марья (речь о нем пойдет чуть позже) и мистической папарать-кветки (огненный цветок, который якобы вспыхивает над папоротником только раз в году; тому, кто увидит это Купальское чудо, станет понятен язык птиц и зверей, для него земля обнажит свои недра, указывая на спрятанные в ней клады).
На рассвете сбор трав заканчивался (считалось, что восходящее солнце разрушает колдовскую силу растений) и в свои права вступал очередной этап праздника, связанный с водой. Люди снимали одежду и купались прямо в росе, устилающей луга. А когда над горизонтом вставало солнце, все подходили к «большой воде» — реке или озеру, чтобы не пропустить ещё одно Купальское чудо — «купание солнца» или «игру солнца». По поверьям в это утро малиновый шар солнца, поднимаясь над горизонтом двигался не совсем плавно — он дрожал будто пританцовывал, то есть как бы купался в воде, испуская разноцветные круги: красные, золотистые, сиреневые, фиолетовые. Следом за солнцем начинали купаться и люди — считалось, что вода становится очищающей.
Утром тлеющие угли от Купальского костра уносил с собой каждый житель деревни. То был «новый» огонь, которым предстояло запалить печь, лучину, свечи. Пепел от костра также не выбрасывался — им посыпали улицу, дорогу, ведущую к деревне, остывшие угли закапывали на полях. Венки вешали в домах на стены. Снимать их можно было только в случае, если кто-нибудь из домочадцев заболеет — тогда следовало разделить венок и из части трав заварить чай, либо бросить венок на слабо тлеющие угли и обкурить этим дымом больного.
Таково краткое описание праздника Ивана Купалы. В чем же заключается суть его ритуалов?
Сумерки Солнца
Долгое время к языческим праздникам было принято подходить с точки зрения солярной теории или — второе название — солнечной религии. Применительно к данному случаю её основные постулаты таковы: если главные языческие праздники (Купала, Масленица и др.) жестко привязаны к солнцу (дням равноденствия, солнцестояния), то все ритуалы, проводимые в эти дни, посвящены восхвалению небесного светила. С этой точки зрения Купальский костер рассматривался как перенесенная на землю часть божественного Солнца, а огненный цветок папоротника как дарованный избранным солнечный луч. Прыгающие через Купальский костер, таким образом, «проходили» сквозь Солнце, заряжались солнечной энергией. Если прыгали пары — парень и девушка, то они считались повенчанными самим Солнечным Богом. Купающееся в реке Солнце делало воду священной — вот почему люди тоже должны были в нее войти. Здесь обычно следовала расшифровка слова «купала» от индоевропейского корня «kup» в значении «кипеть», «вскипать» (солнце входит в воду и вода вскипает).
Все стройно и логично? Не совсем! Остается непонятным, почему праздник в честь Солнца наступал ночью или, хотя бы, отчего, божественный огонь, который должно было зажечь Солнце, не поджигали с рассветом, с первыми солнечными лучами? Зачем в центре священного костра стояла жердь с конским черепом (череп — символ ведьмы и колдуна)? Почему божественное Солнце не питало травы целебной силой, а разрушало её? Какое отношение оно имело к березе и цветку Иван-да-марья? Отчего в обрядовых песнях не делается акцент на тучах, закрывающих, «скрывающих», «ворующих» у людей солнце? Ведь в наших широтах (столь удаленных от прародины солнечной религии) дожди на Ивана Купалу не редкость, а, скорее, правило.
Есть кое-что ещё. Этнографические экспедиции не раз фиксировали поверья об очищающей силе огня. Так, если в деревне случалась эпидемия среди людей или домашних животных, то все огни в домах тушились, за деревней разжигали костер и прыгали через него, или прогоняли сквозь тлеющие угли скот. При этом сам костер не называли ни Солнечным, ни Купальским, а обряд мог совершаться в любое время года: весной, зимой, осенью — без привязки к солнцестоянию.
Солярная теория, широко распространенная в XIX веке и подвергаемая справедливой критике в наше время, дать ответ на эти вопросы не может. И хотя её отголоски (точнее будет сказать — отблески) все ещё освещают путь отдельным историкам, но светят слабо и больше по инерции.
«Мы тобе спалим, мы тобе утопим»
Попробуем подойти к трактовке ритуалов, совершаемых в день Ивана Купалы с точки зрения аграрной или земледельческой религии. И в первую очередь рассмотрим Купальскую символику: шест или жердь с водруженным на нее конским черепом, березку и соломенную куклу (по сведениям этнографических экспедиций — важнейшие атрибуты праздника). Иногда (но не всегда) соломенную куклу величали Купалой, старались придать ей форму человека, сооружая подобие головы и перетягивая соломенные бока в области талии. Век у куклы-Купалы был не долог: сначала её проносили по деревне, потом, дойдя до полей, куклу начинали рвать на части, топтать и смешивать с землей. Затем «останки» соломенной Купалы заботливо подбирали и закапывали на разных участках поля.
Не менее коротким был век и у березки, которую часто (но не всегда) звали Марьей или Маринкой. Её тоже проносили по деревне, а потом бросали в купальский костер или в реку, припевая:
Мы тобе спалим,
мы тобе утопим;
ты к нам боле не вертайся.
В чем смысл этих действий? Марьей или Мареной, Марой славяне называли смерть (мор, мора, маруха, кикимора). Собственно, не только славяне. Мара — божество зла в буддийской мифологии; злой дух, воплощение ночных кошмаров в мифологии европейцев («кошмар» по-английски — nightmare, по-французски — cauchemar). Следовательно, в Купальском костре Мару сжигали, в реке топили и заклинали её назад не возвращаться, то есть в течение года не нести смерть в деревню. Получается, что в эту ночь огонь и вода, по поверьям, приобретали особую силу, способную отвести угрозу эпидемии, мора. Видимо, тот же смысл — защититься, стать неуязвимым для Мары — несли в себе прыжки через костер. Гораздо позднее (в эпоху Средневековья) этот необычайно популярный в наши дни и всеми любимый Купальский ритуал стали рассматривать как гадание (разомкнутся руки у пары — значит, свадьбе не бывать и т.д.).
Вместе с Мареной в купальском костре сжигали ещё одну нечисть — ведьму (шест с конским черепом). Кроме того, в огонь бросали старые башмаки, битые горшки, детали вышедших из строя сельскохозяйственных орудий, то есть все, что сломалось (чему навредила ведьма), а также оказывавшихся рядом с костром лягушек («то ведьма в жабу превратилась»). Часть собранных в Купальскую ночь трав — пояса из полыни, веники из крапивы — также были призваны защищать людей и их дома от ведьмы. В связи с этим становится понятен смысл, который вкладывали в посыпание пеплом от Купальского костра дорог и улиц — чтобы ведьма не могла пройти в деревню.
Обрядовые действия, производимые с куклой-Купалой, напоминают «судьбу» Осириса — египетского бога плодородия. Жрецы лепили его тело из земли и смешанной с семенами глины. Со временем бог прорастал зерном и считался ожившим, воскресшим. Не этого ли ждали от соломенного Купалы? Не потому ли его «убивали», разрывая и затаптывая, чтобы он «воскрес» в колосьях нового урожая?
Как Купала не стал богом
На этом этапе возникает вполне закономерный вопрос: кто такой Купала — славянский бог плодородия? Но если это бог, то где его капище или храм? Как выглядел его идол, какие жертвоприношения ему приносили, чтили ли его в иные, некупальские дни? Увы, приходится признать, что ни храма, ни жертвоприношений Купала не имел. Нет никаких сведений о том, что в его честь совершались культовые действия на протяжении всего года. (Автор статьи знает о том, что в наши дни Купалу называют богом лета, земных плодов, урожая… присваивают ему пятое место среди богов славянского пантеона, но это любительские версии: фантазийные, поэтичные, патриотичные). Купала не бог — он тот, кто мог бы стать богом, он прообраз бога, материал, из которого боги ковались. И кто знает, кем бы мы сейчас называли Купалу, если бы христианство было принято на пару сотен лет позднее…
Туз в рукаве
В пользу земледельческой религии, которая прослеживается в обрядовых действиях, совершаемых на Ивана Купалу, свидетельствует и широко известная эротическая составляющая праздника. Степень сексуальной свободы, которая допускалась в ночь на Ивана Купалу, в разные века варьировалась — от обмена сексуальными партнерами между членами одной семьи — одной деревни — нескольких деревень — до создания новой семьи между двумя влюбленными («Купала повенчал»). Смысл обрядового эротизма принято трактовать однозначно — эти действия направлены на повышение плодородия земли.
Здесь же языческий праздник Ивана Купалы доносит до нас отголоски тех времен, когда на допускавшиеся ранее кровосмесительные связи (инцест) накладывается категорический запрет. Речь идет о легенде, реконструируемой по Купальским обрядовым песням. Брат и сестра, Иван и Марья росли порознь и, встретившись, не узнали друг друга. Они вступили в кровосмесительную связь, а когда старейшины открыли им глаза на степень их родства, было уже поздно. Иван и Марья обезумели от горя — быть вместе они не могли, но и расставаться не желали. Тогда они превратились в двухцветный цветок Иван-да-марья: желтый глазок — Иван, синий — Марья.
Таким образом, у нас вновь возникают два важнейших купальских персонажа: Иван и Марья, Иван Купала и Марена, воскрешение и смерть, желтый и синий, солнце и вода, ян и инь, мужчина и женщина. Эти символы много древнее и гораздо шире узконаправленной солнечной религии. Это архаичные составляющие реликтовых культов, легших в основу мировых языческих и неязыческих религий.
